Статьи о творчестве
Арона Зинштейна

Баннеры Арона Зинштейна

Сложившийся и признанный мастер, Арон Зинштейн с годами не утратил творческой дерзости. Присущая ему «зрительная жадность» не только не ослабевает, но обретает новые формы.

Успех современного автора часто зависит от выбора материала, который способен превратиться в специфический язык или медиум – сварной металлический прут у Анны Желудь, текстильные нити у Татьяны Ахметгалиевой, шитье у Марии Арендт или Аси Маракулиной, резина и фанера у Владимира Козина… Близкую роль в творчестве Арона Зинштейна, как кажется, сыграл баннер.

Где-то в начале 2010-х годов в руки Зинштейну попали отслужившие рекламные баннеры. Он решил воспользоваться ситуацией: сразу оценил преимущества большого формата, мобильность при транспортировке, удобство хранения (достаточно легкие, баннеры свертываются в рулон и не занимают много места). Первые же опыты (и процесс, и результат) принесли удовлетворение, работа над баннерами, невозможная в мастерской, требовавшая открытого пространства, продолжилась следующим летом, затем следующим… Поначалу Зинштейн вряд ли рассчитывал на что-то иное, нежели простая замена основы для живописи. Однако вскоре стало ясно, что использование баннера вышло за рамки практической целесообразности и привело к значимым художественным последствиям, придав искусству Зинштейна новое измерение.

Острый эффект дает уже само многократное увеличение «картинной» плоскости. «Нужный размер» сломал все барьеры, стоявшие на пути раскованной зинштейновской кисти, обнажил живописную моторику, в монокомпозициях максимально укрупнил персонажей и предметы, подняв общий градус гротеска и монументальности, в пейзажах и «людных» сценах повысил ресурс вместимости, что позволило освободить пространство для неба, воды, воздуха, «разбросать» объекты и человеческие фигурки.

Однако все это было бы не столь существенно (такие возможности при желании извлекаются и из большого холста), если бы не соединилось с другими «родовыми» свойствами баннера: узким, подчеркнуто вертикальным форматом (лишь в редких случаях Зинштейн располагает изображение по горизонтали), гибкостью полотнища, не закрепощенного подрамником, находящегося (буквально) в подвешенном состоянии, памятью о демонстративной открытости рекламного образа, необычной фактурой материала. Последнее из названных качеств, пожалуй, является одним из самых важных. Полимерная основа, предназначенная для печати, не впитывает «живую» краску, она ложится неровно («кусками», «брусками», «клубками»), протягивается «лохматыми» полосами, стекает потоками. Поэтому движение руки, работа кисти, общее «дыхание» поверхности становятся заметными, словно при макросъемке, и обретают ценность самостоятельного выразительного средства. Зинштейн пишет прямо по рекламному изображению, то «замазывая» его до неразличимости, то используя как подложку (черная, серая, цветная основа часто проглядывает в просветах красочного слоя («Солнце над мостом» или «Одинокий странник»), то включая в состав своей композиции («Заезд на Черной речке», где фон рекламы превращается в водную гладь).

Еще более интересный эффект возникает, когда «остаточное» изображение вплетается в живописную ткань нового произведения. Такие фрагменты могут работать на сходстве - цвет в ряду других цветов («Ангел над городом»), на контрасте - «сшибка» разных систем видения – оптически достоверной и условной («Исаакиевский собор»), на подобии - деталь из рекламы оказывается предметом на картине («Пейзаж с мостом»). Но чаще всего Зинштейн сохраняет не изобразительные, а текстовые сегменты, и это вполне осознанный ход. Надписи или отдельные буквы смешиваются с новым изображением, служа своеобразным приемом остранения. Они задают цветовой акцент, который художник подхватывает, неожиданно просвечивают сквозь толщу красочного слоя, обогащая его и одновременно вызывая зрительское недоумение, активизирующее восприятие. Надписи могут работать как выразительный пластический элемент (расположение, четкость или смазанность, размер и форма букв), могут - не без иронии - намекать на сюжетные обстоятельства, появляясь на афишной тумбе, между колоннами портика Александринского театра (те же баннеры) или имитируя книгу, которую девушка несет под мышкой. В принципе их, надписи эти, необязательно читать – художник редко оставляет на виду связные предложения – важнее общий информационный шум, сдвиги, сбои и помехи изображения, отсылающие к современному визуальному образу мира, проницаемому, ускользающему, пульсирующему, неуловимому.

Ирина Карасик